И тут позвонил не кто-нибудь, а Ромка Толоконников, друг, с которым было не только много выпито, но и других испытаний, серьезных и опасных, перенесено немало. Друзья быстро договорились, и Денис скорым шагом направился на Кузнецкий мост, где и должна была состояться встреча.

Будь Денис немного внимательнее, он бы заметил, что в течение сегодняшнего дня его маршрут странным образом совпадает с маршрутом невысокого, невзрачной внешности мужчины. Он тоже стартовал от спорткомплекса «Олимпийский» и немало побродил за день по Москве, заходя в те же магазины и с точно таким же любопытством разглядывая сгоревший Манеж, храм Христа Спасителя и циклопического Петра работы одержимого грузина. И точно так же, утомившись, устроился за столиком под тентом в кафешке на Кузнецком мосту.

Встречи давно не видевшихся друзей всегда проходят по одному и тому же сценарию: похлопывание по плечам, необидные тычки кулаками в грудь и взаимное оглядывание. «Ну, ты как? — Нормально. — А ты? — Растолстел-то, а? — Женился? — Молодец, а я холостякую. А помнишь?..» А когда внешний осмотр закончен и оба убедились, что друг в полном порядке и в житейском плане, и в карьерном, после третьей-пятой рюмки начинается вдумчивое мужское толковище. Чем ниже опускался уровень жидкости в недешевой бутылке, тем глобальнее становились обсуждаемые проблемы.

— Вот и получилось, — сказал Роман, вминая догоревшую до фильтра сигарету в дно пепельницы, — что ты стал кем-то вроде патологоанатома. Рассекаешь души, чтобы посмотреть, что там внутри, и выставить на всеобщее обозрение. А я записался в сказочники. Чуть-чуть приукрашиваю действительность и показываю ее такой, какой ее хотят видеть. Впрочем, и то и другое неплохо оплачивается.

— Если я патологоанатом, то ты не сказочник, — возразил Денис старому другу, — Скорее, гамельнский крысолов с дудочкой, свернутой из газеты…

Роман весело расхохотался, поднял рюмку, выпил и с удовольствием поморщился.

— Отличная идея! — сказал он. — Я ее позаимствую. Когда у меня будет своя фирма, я сделаю этот образ логотипом: силуэт вихрастого музыканта с дудочкой.

— А будет фирма? — поинтересовался Денис. — Серьезно?

— А как же! — азартно потер руки Роман. — Вот получу гонорар за эту кампанию и организую. А что? Наработок много, послужной список — дай бог всякому, а услуги мои сейчас нарасхват. Все понимают, что можно не стучать кистенем в подворотне, а заставлять людей делать то, что нужно, совершенно добровольно.

— Значит, дуришь народ за бабки? — с улыбкой спросил Денис.

— Конечно, — легко согласился Роман. — Причем не просто за бабки. А за большие бабки! Разве то, что делаешь ты — не обман? Как только в тексте встречаются слова «он подумал», так сразу начинается обман. Нам, слава богу, неведомо, о чем думает другой человек. Хотя можно заставить его думать так, как тебе надо.

— Сложно, но можно, — согласился Денис.

— Да брось ты! — отмахнулся Роман. — Не сложнее опытов Павлова с собаками. В принципе моя работа — это применение теории Павлова, только в отношении людей. Есть определенные законы, которым подчиняются массы. Зная эти законы, можно массами манипулировать. Этим и занимаются политики, которые делятся всего лишь на две категории: те, кто, прикрываясь добром, творят зло, и те, кто творит зло, не прикрываясь при этом ничем. Одни существуют в так называемом демократическом обществе, а другие — в авторитарном. Вот и вся разница. Политика — обман по определению. А я всего лишь подсказываю, как и куда нажать, что показать собаке, чтобы слюна текла обильнее. Чтобы увидели моего работодателя и хором заорали: «Хочу!»

— Честно говоря, я об этом не задумывался, — сказал Денис, покачивая головой. — Правда, что этот твой Чивокун — бывший уголовник?

Роман кивнул, вкусно разгрызая куриную ножку:

— Конечно. Сидел дважды. Один раз по малолетке залетел, второй — за грабеж, третий раз — за изнасилование. Но уже не сел, отмазался.

— А не противно ему помогать? — покачал головой Денис. — Душегубу-насильнику?

Роман посмотрел на него, словно на умственно отсталого:

— Исправленному — верить! Он получил свое, одумался, по мелочам больше не ворует. И трахает теперь только по согласию или за бабки, что одно и то же. Законы не нарушает, потому что сам их пишет или придумывает.

— Брось ты! — в сердцах сказал Денис. — Ты веришь, что бандита можно перевоспитать? Просто теперь отмазываться проще, да и возможности у него для этого появились.

— Не в этом дело, — пожал плечами Роман и пояснил: — Есть работа, ее нужно выполнить как можно лучше. Чивокун не лучше и не хуже других. Ляшенко не сидел только потому, что вырос не в шахтерском поселке, а в городе. А украл он примерно столько же, но не рэкетом, торговлей оружием и наркотиками, а непонятной для большинства торговлей энергоносителями и банковскими махинациями.

— Хрен редьки не слаще, — согласился Денис.

— Конечно. — Роман налил себе и приятелю водки, приглашающе поднял рюмку, выпил, не дожидаясь, пока Денис поднимет свою. — Ты же помнишь, какое было время! Были законы, но их никто не соблюдал, а потом и законов не стало, потому что не стало государств. Это американцы сейчас могут поучать: проводите выборы честно и демократически. Они что, так сильно переживают за демократические права шахтера из Макеевки или рыбака из Одессы? Они волнуются, чтобы игра шла по их правилам. Это же очень выгодно — самому устанавливать правила.

Гребски опрокинул свою рюмку в рот, проговорил:

— Но правила должны быть. Иначе будет беззаконие, что невыгодно вообще никому.

— Демократия? Не смеши меня. Законность? Я тебя умоляю! Когда президент самой богатой и демократичной страны в мире вваливает за щеку простой практикантке прямо в Овальном кабинете Белого дома, это что — проявление демократии?

— Это издержки демократии, — пояснил Денис. — Там все было не так просто. Президент тоже живой человек. Понятно, что он был не прав…

— Вот-вот! — взмахнул рукой Роман. — Не прав и раскаялся тотчас же, как был пойман за руку или за что там его поймали? Студента, пойманного на экзамене со шпаргалкой, выгоняют с позором, потому что это обман. А президенту, который врет под присягой, что девка ему не отсосала, и, пойманному на вранье, не дают пинка под зад, это — приверженность букве закона? Все это условности. Помнишь, у Фазиля Искандера: «Мы все равны, но некоторые — равнее…» Поэтому для некоторых закон не писан.

— И ты на их стороне? — Денис с интересом посмотрел на старого друга.

Тот развел руками:

— А на чьей еще быть? Уйти в подполье и делать революцию? Чтобы привести к власти ублюдка, который будет ничуть не лучше? Или торчать перед Думой и толпе таких лохов с плакатиками?

— Ты стал циничным, — откидываясь на спинку стула, сказал Денис.

Роман устало улыбнулся:

— Я всегда таким был. Миром правит закон больших чисел. Если хочешь чего-то добиться, нужно быть циничным. Кто вокруг? Вокруг — быдло. Но один раз и четыре года или, как на Украине, в пять лет, с быдлом происходит дивная метаморфоза, как с Золушкой. Быдло превращается в электорат. Серьезные люди за большие деньги выясняют, что быдло ест, пьет, как часто спаривается, что смотрит по телевизору и каким пальцем при этом ковыряет в носу И все для того, чтобы придумать, как наиболее дешевым способом заставить каждую особь поставить отметку в нужном месте избирательного бюллетеня…

— Ну не знаю, старик, — возразил Денис, прикрывая ладонями пламя зажигалки, прикурил. — В Америке все по-другому… — Он задумался и пожал плечами — А ведь нет, не по-другому… просто тоньше все как-то, без этой экзальтации…

— Золотые слова! — подхватил Роман. — Через сто лет тут тоже будет по-другому Ты пропустил много интересного в своей Америке. Мы повзрослели, причем очень быстро. Какой там Дарвин с его игрушечной эволюцией! В наших краях эволюция происходила с каждым индивидуумом отдельно в течение десяти лет Причем так быстро, что не успеваешь заметить перемен. Уснул человеком, а просыпаешься — у тебя уже клыки и когти. И шерсть на загривке топорщится.